Игра — это что угодно, но только не тривиально

Кажется, у Play есть проблема с изображением. Публика думает, что это… детская игра! Важность игры совершенно противоречит здравому смыслу. Игра выглядит пустой тратой времени, потому что она не направлена ​​на достижение цели. В этом суть игры, деятельности, не направленной на достижение цели. А мы, взрослые, целеустремленны. Это мешает другим вещам, которые мы хотим делать на нашем пути к достижению, цели, которую мы очень хотим для наших детей и о которой очень беспокоимся в наши дни.

Большой вопрос в том, зачем мы вообще играем.

В конце концов, игра по определению — это умственная и физическая активность, не связанная с выживанием.

Это основной постулат эволюционной психологии, согласно которому бесполезное поведение — и, что еще хуже, вредное, которым игра может казаться, поскольку оно разрушает энергию, тратит впустую время, которое можно было бы потратить на поиски еды или подготовку к экзаменам SAT, и подвергает игроков травмам быстро выбиваются из поведенческого репертуара.

В исчерпывающем исследовании под названием «Двусмысленность игры» психолог Брайан Саттон-Смит обнаружил, что значение игры игриво неуловимо. Подобно поддразниванию, его психологическому собрату, двусмысленность сильно недооценивается. По своей весьма неоднозначной природе он дает тренировку мозгу. Это сложно с познавательной точки зрения. Это требует внимания, поэтому обостряет чувства. Это требует и вдохновляет умственной ловкости и гибкости. Он процветает за счет сложности, неопределенности и возможностей. Это делает пьесу практически идеальной подготовкой к жизни в двадцать первом веке.

Игра делает нас подвижными — нейробиологически, умственно и поведенчески — способными адаптироваться к быстро меняющемуся миру.

Игра убеждает нас раскрыть человеческий потенциал. Он сохраняет альтернативы — все возможности, которые наша нервная система имеет тенденцию сокращать в противном случае, поскольку мы специализируемся на том, что превратилось в наши собственные причуды поведения. 

Не случайно все трудности игры — вызовы, вызовы и двойные вызовы, погони — моделируют борьбу за выживание. Игра — это основное место для выражения всего, что можно вообразить, — сказал Саттон-Смит, — «основная область актуализации всего, что содержится в мозгу». 

Игра — это наша свободная связь с чистой возможностью, главный путь к трансценденции именно потому, что она настолько переменчива. Будущее в кроссовках — это игра. И, наверное, поэтому это стимулирует творчество. «Делая наши мозговые сети более гибкими, игра побуждает нас увидеть мир по-новому, — говорит Роберт Рут-Бернстайн. Профессор наук о жизни в Университете штата Мичиган, обладатель стипендии Макартура «Премия гения» и давний исследователь творчества. Мы можем наладить новые связи. Игра побуждает людей синтезировать знания из разных областей. 

Способность изобретать неразрывно связана со свободой игры. Рут-Бернштейн обнаружил, что гениальные изобретатели и ученые преуспели в игре — как музыканты, в изобразительном искусстве, в письме и стихах. И многие из них в детстве создавали воображаемые миры, участвуя в деятельности, известной как «игра в воображаемом мире». 

Конец игры

В теплице, в которую превратилось воспитание детей, игра почти мертва. Благодаря давлению достижений, детские игры идут по пути хула-хупа. Под давлением, направленным на создание атмосферы достижений, школы отказываются от перерывов, полагая, что меньше времени для игр оставляет больше времени для учебы. Игра, считающаяся посторонней и расходной, как и уроки рисования, была принесена в жертву ошибочному механистическому убеждению, что путь к эффективности обучения прямой и узкий и пролегает строго через чтение, математику и естественные науки. Это своего рода академический фундаментализм, не более соответствующий богатству человеческой натуры, любопытства и развития, чем религиозный.

Даже в дошкольных учреждениях игра подвергается нападкам; парты и рабочие листы все чаще заменяют блоки и выдумки — игру, которая возникает в результате свободной умственной деятельности детей. Процент времени, которое дети дошкольного возраста проводят за игрой, снизился с 40 процентов в 1981 году до 25 процентов в 1997 году. В то же время возникла индустрия репетиторства стоимостью четыре миллиарда долларов, при этом огромные 26 процентов этого времени были потрачены на двух-двух. шестилетние.

Игра была испорчена. Организованные виды спорта, в которых участвуют многие дети, управляются взрослыми в соответствии с их правилами; возникающие трудности не прорабатываются детьми, а решаются взрослыми судьями. Детские игры профессиональны; Командные виды спорта ориентированы на развитие навыков и на победы и поражения, а не на хорошее времяпрепровождение. Нет ничего веселого в футбольном матче, когда дети получают деньги от родителей каждый раз, когда они играют в выигрышную игру.

В 1998 году дети тратили на организованные виды спорта на 50% больше времени, чем в 1981 году. Они также тратили на 30 минут меньше времени каждый день на неструктурированные игры и занятия на свежем воздухе. Свободное время сократилось до 25 процентов от детского дня в 1997 году по сравнению с 40 процентами в 1981 году, и большая часть этого времени тратится на просмотр телевизора. Более структурирована не только жизнь детей. Все больше и больше игры требуют большого количества оборудования и ориентированы на потребителя, а это вопрос оплаты за игру.

Активную игру часто останавливают, полагая, что она слишком трудна для детей — несмотря на свидетельства того, что агрессивная игра на самом деле способствует созреванию нервной системы, не говоря уже о поддержании здоровой массы тела.

Детям сейчас трудно даже играть в игры с местными жителями, потому что они никогда этого не делали, замечает Барбара Карлсон, президент и соучредитель организации «Семья превыше всего». «Тренеры сказали им, где на поле шлифовать, сказали родителям, какого цвета носить носки, судьи сказали, кто победил и что честно. Мы видим, что дети теряют лидерские качества ».

«Дети не получают никакой пользы от игры, как раньше», — заявляет Дэвид Элкинд из Университета Тафтса, детский психолог, который первым обратил внимание на опасность переживаний высокого давления в своей пророческой книге 1981 года «Торопливый ребенок». Специалисты повсеместно признают, что игра жизненно важна для обучения детей тому, как контролировать себя и взаимодействовать с другими. Когда сама деятельность скомпрометирована, это может иметь долгосрочные последствия для эмоционального и психологического развития детей.

Играть: Практика для взросления

Вопреки широко распространенному мнению, что только интеллектуальная деятельность способствует развитию острого мозга, именно в игре наиболее остро развиваются когнитивные навыки. Под игрой я имею в виду не спорт, который тренируют и контролируют взрослые, а настоящая игра: свободная, неструктурированная игра, где дети придумывают занятия, занятия отражают их собственное любопытство и интересы — и они могут найти свои собственные способы быть друг с другом. 

Тревожные родители могут считать игру тривиальной, но исследования детей по всему миру показывают, что игра действительно оттачивает интеллектуальные навыки. Детские игры стимулируют принятие решений, память, мышление и скорость умственной обработки. Это не должно вызывать удивления. В конце концов, считается, что человеческий разум эволюционировал, чтобы справляться с проблемами.

Нет никаких сомнений в том, что сегодняшние родители хотят для своих детей самого лучшего.

Они особенно хотят, чтобы они были готовы к процветанию в быстро меняющемся мире, к которому они сами не чувствовали себя готовыми. Но, убрав игру из детства, они сделали ее как раз наоборот. Игра — это настоящая подготовка к взрослой жизни. По сути, игра — это ограниченная правилами деятельность, в которой результат неизвестен. Так мы учимся справляться с неожиданностями. Игра обостряет сообразительность и делает умственные процессы более быстрыми — устойчивыми и готовыми ко всему, что жизнь бросает нам на пути.

На основе своих новаторских исследований животных Панксепп пришел к выводу, что игра является одним из фундаментальных побуждений всех высших существ . Его исследования показывают, что если лишить животных возможности играть в раннем возрасте, они будут проводить время за игрой в расширенном подростковом возрасте.

Спитбол природы

Игра оказывается критической неврологически. Это великий скрытый секрет игры. Исследования Панксеппа показывают, что игра включает сотни генов в мозгу и действует в определенных областях. Он вырабатывает фактор роста нервов, называемый BDNF (нейротропный фактор головного мозга), и делает это во фронтальной коре головного мозга, исполнительном центре управления.

BDNF хорошо известен как ключевой модулятор развития нервных клеток, создания новых нервных клеток, называемого нейрогенезом, и разветвления нервных клеток, которое буквально дает нам поведенческую гибкость и само выживание. Полезно знать, что другие вещи, которые включают производство BDNF, — это обучение и энергичные упражнения. Одна вещь, которая останавливает производство BDNF, — это стресс. Кроме того, BDNF — это то, чего не хватает при депрессии. Все методы лечения депрессии стимулируют выработку BDNF. Здесь есть потенциально критическая связь с отсутствием игры, создающей почву для психопатологии.

Игра, стимулируя нейрогенез, ускоряет развитие лобной коры и программирует его. Он укрепляет исполнительные функции мозга. Другими словами, он способствует созреванию самих центров мозга, что позволяет нам контролировать внимание, регулировать свои эмоции и контролировать свое поведение. Вот очень тонкий трюк, который использует природа: она использует то, что не нацелено на цель, для создания самого ментального механизма, позволяющего людям быть целенаправленными. Он создает тормозящую схему саморегуляции и внимания.

Другими словами, говорит Панксепп, игра «помогает программировать высшие области мозга, которые потребуются в дальнейшей жизни». Вы должны восхищаться этим — за забавой скрывается способность игры стимулировать созревание и преобразование мозга. Тонкость и подрывная деятельность транзакции, вероятно, являются основной причиной того, что мы не осознаем важность игры.

Но сегодняшнее давление родителей скрывает ценность игры и делает ее пустой тратой времени, отвлечением от истинной цели академического и профессионального успеха. Такое пренебрежительное отношение к игре заставляет самих детей рассматривать любую деятельность, которая не является явно направленной на достижение цели, как бесполезную и медлительную. К сожалению, человеческое развитие не разворачивается в мгновение ока.

Игра также оказывает прямое долгосрочное влияние на обучение. За весельем скрывается тот факт, что взаимодействие сверстников на игровой площадке — это познавательный поступок, который в то же время очень мотивирует детей. Для некоторых это может быть единственная положительная ассоциация со школой и может вызвать единственное чувство эффективности в этой среде. Игра стимулирует сложное и богатое использование языка, особенно когда взрослые не смотрят (а смотрят видеокамеры). Игра, кажется, имеет свою собственную уникальную грамматику и своеобразное использование прошедшего времени: сложная ролевая игра и концептуальный скачок.

Когда он измерял поведение детей на игровой площадке в течение двух лет, психолог Энтони Пеллегрини обнаружил, что их социальное поведение на переменах в детском саду предсказывает успеваемость в конце первого класса, что оценивается с помощью классных работ и стандартных тестов по общим знаниям, раннему чтению и математике. концепции. На колоссальные 40 процентов игра значительно более предсказывала успехи в учебе, чем стандартизированные тесты достижений.

Из наблюдений за четырехлетними детьми психолог Лаура Берк предлагает доказательство того, что игра активно стимулирует развитие саморегуляции — не просто любую старую игру, а игру, ориентированную на ребенка и контролируемую ребенком. 

В то время выдающийся профессор Университета штата Иллинойс, она сказала на конференции в Йельском университете, что притворяется и открыта.Игра имеет такие мощные эффекты, потому что она так богата совместными диалогами. Вот что так важно в совместном диалоге: конечно, он увеличивает словарный запас детей и их языковые навыки. Но он делает гораздо больше. 

В игре с открытым исходным кодом дети придумывают свои собственные правила, а затем добровольно заставляют себя соблюдать правила, о которых они договорились. Никто не должен говорить им, чтобы они подавляли дикие порывы или обращали пристальное внимание; они делают это просто потому, что хотят остаться в воображаемом мире, который они только что вместе изобрели.

Другими словами, дети учатся использовать свои мысли для контроля и управления своими импульсами. Берк не может не подчеркнуть, насколько важна такая игра для развития. «Парадокс заключается в том, что подчинение своих действий правилам является центральным условием получения удовольствия от игры, тогда как в повседневной жизни правила часто становятся источником разочарования».

В одном наборе исследований Берк наблюдал за 51 ребенком из среднего класса в открытой игре в своем дошкольном классе, а затем измерил их способность к саморегуляции при выполнении двух обязательных задач по уборке. Она сравнила их действия в начале учебного года с их результатами в конце года. Беспристрастные наблюдатели оценили поведение детей в школе; родители оценили свою импульсивность дома. Время, проведенное детьми в открытых играх, точно коррелировало со временем, потраченным на уборку. Чем глубже их игра, тем больше они смогут собраться вместе для выполнения задачи по уборке. Наибольшие успехи были у самых импульсивных детей. «Нам нужно вернуться к игривому взаимодействию в классе», — умолял Берк участников Йельского университета. «Чем больше мы учим по рабочим листам, тем больше мы подрываем саморегулирование».

Подобно Панксеппу и Пеллегрини, Берк видит актуальность в новых свидетельствах о иногда незаметных эффектах игры. Все они согласны с тем, что детям нужно больше времени, чтобы играть, желательно вне поля зрения родителей или учителей. 

«Важно позволить детям общаться на их собственных условиях». Говорит Пеллегрини. «Предоставление детям уроков физкультуры вместо перемены не служит той же цели. Им нужно играть ». Панксепп приводит тот же аргумент, но формулирует его несколько иначе: «Взрослые склонны прекращать [играть] в схватках, потому что они становятся слишком шумными. Детям постоянно приходится прерывать этот вид деятельности, прежде чем их нервная система хочет отступить ». Особое значение имеет игра, в которой дети вступают в физический контакт.

Не следует недооценивать: роль игры в создании среды, которая нравится всем. «Самое главное в игре — это то, что ты счастливее», — подчеркнул Саттон-Смит. В исследовании, проведенном в Австрии, детям был предоставлен неограниченный доступ к игрушкам, особенно к игрушкам с открытыми крышками, при условии, что они сначала сделают свою работу. Когда их работа была сделана, они могли играть с игрушками до конца дня. Дети, у которых была возможность поиграть, показали такие же успехи в учебе, как и дети в других классах, но они хотели больше ходить в школу. Учителям понравились классы, родителям понравилась школа. 

Точно так же исследование, проведенное в Соединенных Штатах, рассматривало детей, поступающих в первый класс с опытом чтения, по сравнению с детьми, которые приходили с более старомодным игровым опытом, где были разговоры и пение, притворство и игра с ними.игрушки с открытым концом . Дети, которых учили читать, лучше учились в первом классе, но не лучше к концу первого класса. И они были в гораздо большей депрессии. «Противоположность игре — это не работа», — настаивал Саттон-Смит. «Это депрессия».

Это делает игру важной не только для мотивации, но и для поддержания психического здоровья в целом. Психологам и психиатрам давно известно, что дети с эмоциональными расстройствами играют очень ограниченно. Их игра жесткая и навязчивая; они разыгрывают одни и те же сценарии снова и снова. Игра часто является первичной терапией для детей, переживших ту или иную травму. «Одна из немногих вещей, которые работают с детьми в больницах, которые беспокоятся о хирургии, — это игровая терапия», — отмечает Саттон-Смит. 

С помощью игровой терапии травмированные дети могут представить новые результаты своего ужасного опыта. Они получают возможность контролировать свой мир. И на самом деле, если травмированным детям не дать возможность найти выход через игру, они будут повторять свой опыт в игре снова и снова.

Неспособность играть — признак плохого психического здоровья. Животные, лишенные возможности играть, становятся социально непригодными. У мышей, лишенных возможности играть, кора головного мозга тоньше, чем у других мышей. Животные, которые не играют в материнство, становятся некомпетентными матерями. И поэтому может быть так, что игровая депривация целого поколения молодежи усугубляет их психическую хрупкость.

Большинство взрослых американцев говорят, что хотят, чтобы их «дети были детьми». Они хотят, чтобы их дети играли. Но вера в ценность игры не трансформируется в поведение родителей. В конце 2004 года Шелли Глик Гриф, директор по маркетинговым исследованиям компании по производству игрушек Fisher-Price, провела опрос 1106 матерей детей до шести лет и 106 экспертов по играм, чтобы выяснить, как игра вписывается в жизнь маленьких детей. 

Девяносто пять процентов матерей заявили, что для них важно, чтобы их дети каждый день играли какое-то время. Они также чувствовали, что не подчиняются давлению других матерей. «Но их действия говорят о другом», — обнаружил Глик Гриф.

Шестьдесят шесть процентов из них согласились: «В наши дни родителям всегда приходится искать способы помочь своим детям преуспеть». Тем не менее, матери считают, что «это другие матери, которые настаивают на структуре и готовности для своих маленьких детей». Большинство матерей опасаются, что, если они не подчинятся, их ребенок останется позади. В этом их взгляды резко расходятся с взглядами экспертов по развитию.

«Я думаю, что мы все боимся, что наши дети отстанут, и нет времени играть среди такого страха», — говорит Кэти Хирш-Пасек, профессор психологии и директор лаборатории младенческого языка Университета Темпл и организатор Йельская конференция. «Игра возникает спонтанно повсюду — даже в зонах боевых действий и концентрационных лагерях.

И данные неопровержимы. Тридцать лет психологических исследований показывают, что игра — это суровое испытание для обучения и имеет решающее значение для социальных навыков, которые имеют решающее значение для успешной учебы в школе. 

Игровое обучение повышает внимание, мотивацию, академические навыки, социальное развитие и здоровье. Тем не менее, мы находимся в тупике, когда обучение двухлетних детей становится реальностью, а игры сокращаются. Мы можем создавать роботов или творческих людей, решающих проблемы. 

В плоском мире будущее принадлежит тем, кто решает проблемы. Торговля в плоском мире также требует социально-эмоциональных навыков ». Но вместо этого игра борется за свою жизнь против посягательств учебников и других форм давления на достижения.

«За пятьдесят лет мы стали свидетелями больших изменений в понимании человеческого развития», — сказал Эдвард Зиглер на игровой конференции. Почетный профессор психологии Йельского университета и давний директор Йельского центра детского развития и социальной политики, Зиглер является старейшиной психологии развития. 

Пятьдесят лет назад, находясь под влиянием фрейдистского мышления, считалось, что дети пришли в мир как существа пассивные, и что матери, и только матери, влияют на их развитие. Теперь понятно, что дети приходят в мир со своими вещами, своим темпераментом, своим характером, а рост происходит через динамическое взаимодействие внешней среды и сложных саморегулирующихся внутренних систем.

Единственной константой за пятьдесят лет было открытие, что движущей силой человеческого развития во всех сферах — социальном, когнитивном, физическом — является детская игра. Это соответствует более детскому взгляду, который охватывает когнитивное развитие, но не ограничивается им. 

С этой точки зрения дети учатся по той же причине, по которой летают птицы — они полны врожденного любопытства, чтобы использовать все свои чувства и способности для исследования и освоения окружающей среды. Они не зависимы от внешнего подкрепления, как считали бихевиористы. 

Если только это не выкинут из них — скажем, заставляя их чувствовать стыд за попытки и неудачи — их собственное внутреннее стремление к мастерству мотивирует их учиться, и они находят огромное удовлетворение в том, чтобы быть эффективными. С этой точки зрения, говорит Зиглер,игра — двигатель человеческого развития. В свою очередь матери — первые партнеры ребенка в игре.

«Движение к раннему академическому обучению не касается детей», — настаивает Зиглер. «Речь идет о родителях и их стремлении дать детям преимущество в мировой экономике». Игра может быть игрой, но это совсем не тривиально .