Михалков в тылу врага
В советское время писатель Михаил Михалков печатался под фамилиями Андронов и Луговых, демонстрируя таким образом свою независимость от старшего брата Сергея. Известность ему принесли мемуары о военных годах, выпущенные в 90-х под настоящим именем. В них автор предстал бойцом невидимого фронта, «своим среди чужих». Вот только разведчиком он назначил себя сам.
У потомственного дворянина Владимира Михалкова было три сына. Средний – Александр – стал инженером. Двое связали свою судьбу с литературой. Конечно, Михаил остался в тени Сергея – старшего и наиболее успешного из братьев. Но при этом именно у младшего Михалкова оказалась самая яркая биография. По крайней мере, если верить его собственным словам.
Истинный ариец из Москвы
Сергей Михалков ещё в молодости стал одним из самых узнаваемых деятелей советской культуры. В 1941 году поэт, как и многие известные советские литераторы, отправился на фронт в качестве военного корреспондента. В это же время Михаил, который был младше на девять лет, окончил пограншколу и прибыл в Особый отдел 79-го погранотряда, находившегося в Измаиле. Там и началась долгая одиссея 18-летнего юноши. «Миша всегда презирал опасность, был азартным, любил экстремальные ситуации», – свидетельствовал старший брат. Видимо, авантюристский характер и позволил парню не растеряться в обстоятельствах, которые иного легко бы деморализовали.
Недаром и военные воспоминания Михаила Владимировича под названием «В лабиринтах смертельного риска» читаются как увлекательный авантюрный роман – хотя и не слишком убедительный, как, впрочем, все произведения этого жанра. Автор уверяет, что объездил всю Европу, совершил 12 побегов из лагерей и немецких военных частей, а уж сколько раз чудом избежал гибели – и не сосчитать. И при этом находил возможность всё время помогать родной стране: то сбором разведданных, то коммунистической агитацией среди населения оккупированных территорий.
Уже осенью 1941 года Михаил впервые попал в плен. С тех самых пор, по его словам, он только и мечтал, как бы вернуться к своим. Но вплоть до конца зимы 1945-го Михалков так и не увидел ни одного советского военнослужащего. Первый лагерь, куда попал Михалков, был в городе Александрия Кировоградской области. Как говорится в мемуарах, после побега из лагеря молодой москвич встретил девушку из Днепропетровска – природную немку, которая предложила новому знакомому выправить документы в фашистской комендатуре. Михаил согласился, тем более что с детства знал немецкий так же хорошо, как русский, – языку всех трёх братьев Михалковых с малых лет учила жившая в их семье бонна. В итоге юноша начал работать переводчиком на бирже труда в Днепропетровске. «Одновременно собирал сведения о немцах и их прислужниках, которые передавал местным подпольщикам, выносил для них с биржи чистые регистрационные бланки, подписанные военным комендантом», – описывал свои подвиги Михалков.
Вскоре он решил во что бы то ни стало пробиться через фронт. Увы, под Харьковом беглеца остановил патруль. «Оказался в штабной роте танковой дивизии СС «Великая Германия», – вздыхал мемуарист. – Рассказал её командиру капитану Бершу придуманную легенду: якобы я ученик 10-го класса, по происхождению немец с Кавказа, меня отправили на лето к бабушке в Брест. Когда город захватила 101-я немецкая дивизия, то я доставал продукты для их обоза. Берш мне поверил и поручил снабжать его часть провиантом. Я ездил по деревням, менял у местных жителей немецкий бензин на продукты». А попутно, пишет автор, занимался той самой агитацией, призывая крестьян не падать духом и верить в победу Красной армии.
Зампред российского Совбеза Дмитрий Медведев дал собственную оценку аудиозаписи разговора высокопоставленных немецких офицеров, обсуждавших атаки на Крымский мост.
Когда же дивизия отступила на Запад для переформирования, повествует Михалков, он сбежал на границе Румынии и Венгрии. Надеялся найти партизан, но вместо этого познакомился в Будапеште со швейцарским миллионером. Представился сыном директора крупного берлинского концерна, и богатей тотчас предложил самозванцу свою дочь в невесты. Так Михаил оказался в Женеве. Дочь миллионера, конечно, сразу влюбилась в статного молодца дворянских кровей (о своих чувствах к барышне автор умолчал). Но главное – в Женеве произошла ещё одна невероятная случайность. Михалков «подсел в скверике на скамейку к какому-то мальчику и обратил внимание, что он вертит в руках и внимательно рассматривает какие-то листочки». Эти листочки с некими чертежами, найденные в дупле дерева, мальчик охотно отдал заинтересовавшемуся иностранцу. Позже выяснилось, что это были секретные схемы находящихся во Франции стартовых площадок для запуска на Англию баллистических ракет «Фау-2». Ну просто сюжет для кино!
На родной земле скитальца встретили с недоверием. «Сначала сразу хотели расстрелять, – не скрывал Михалков. – Потом отвели в штаб на допрос. от волнения я не мог две недели говорить по-русски, полковник допрашивал меня по-немецки. После долгих проверок была установлена моя личность. На самолёте меня отправили в Москву»
До свадьбы с юной миллионершей дело всё же не дошло. Михалков полетел с потенциальным тестем в Латвию, да там и остался. Нашёл наконец партизан, попросил переправить его через линию фронта… Но не вышло, встречу с Родиной вновь пришлось отложить. А Михаил так туда рвался, что даже «убил капитана из дивизии СС «Мёртвая голова», взял его форму и оружие – это обмундирование помогало мне искать «окно» для перехода фронта. Верхом объезжал вражеские части и выяснял их расположение».
Click here to preview your posts with PRO themes ››
В конце концов полевая жандармерия потребовала у мнимого эсэсовца документы. Таковых не оказалось, и до выяснения личности молодого человека посадили под арест. Сбежать можно было, только спрыгнув с пятиметровой высоты. Что Михалков и проделал. Повредил позвоночник, кое-как доковылял до немецкого госпиталя, а там представился капитаном Мюллером из Дюссельдорфа. После операции «Мюллера» направили в аннексированный польский город Лешно, переименованный оккупантами в Лиссу. Там Михалков командовал (!) танковой ротой. Затем «сменил легенду, документы и оказался в Польше, в Познанской школе военных переводчиков». А в феврале 1945-го наконец-то вышел к своим.
Возвращение блудного брата
Естественно, на родной земле скитальца встретили, мягко говоря, с недоверием. «Сначала сразу хотели расстрелять, – не скрывал Михалков. – Потом отвели в штаб на допрос. Очевидно, от волнения я не мог две недели говорить по-русски, полковник допрашивал меня по-немецки и переводил мои ответы генералу. После долгих проверок была установлена моя личность. На самолёте меня отправили в Москву».
В столице Михаил сначала работал на Лубянку: «Обычно меня подсаживали в тюремную камеру к пойманным гитлеровцам (в частности, к белым генералам-коллаборационистам – Краснову и Шкуро). Я их «раскалывал», изобличая шпионов и гестаповцев». Но затем и саму «подсадную утку» обвинили в сотрудничестве с немецкой разведкой.
«Миша был увлекающийся, так сказать, рисковый человек в самом хорошем смысле этого слова, – рассказывал его знаменитый старший брат. – И одновременно и прежде всего – он любил Отечество, Родину, как и все мы, Михалковы. И когда я в военной прокуратуре услыхал эту формулировку – «измена Родине», – не поверил, нет, нисколько… Уверенный в своей правоте, знающий, как легко подчас беззаконию рядиться в белые одежды правды, я пошёл на приём к заместителю министра внутренних дел генералу Чернышёву». Тот, впрочем, посоветовал поговорить с Берией. Который оказался не столь отзывчив и пообещал лишь проверить, чем Михаил Михалков занимался всю войну. После всех проверок того приговорили к пяти годам заключения. Сергей Михалков продолжал хлопотать за брата, однако председатель Военной коллегии Верховного суда СССР генерал Александр Чепцов посоветовал ему оставить эти попытки: «Ему дали не «целых» пять лет, а «только» пять лет. В наше время это не срок, в наше время за измену Родине дают 20–25 лет, а то и высшую меру».
В итоге младший брат автора гимна Советского Союза отсидел все пять лет. После трёх лет в одиночной камере Лефортовской тюрьмы узника отправили по этапу на Дальний Восток. Выйдя из лагеря, Михаил стал жить в Рязани, в Москву ему разрешили вернуться лишь в 1956 году. Тогда Михалков был реабилитирован и даже награждён орденом Славы.
Скончался Михаил Владимирович в 2006 году. За три года до смерти он утверждал, что племянники-режиссёры собираются экранизировать его мемуары. Но этого так и не случилось. Хотя отголоски дядиных похождений явно чувствуются в провальной эпопее Никиты Сергеевича «Утомлённые солнцем 2». Тоже не очень правдоподобном произведении.