Не верь, не бойся, не проси
Про «ленинградское дело», которое жестоко закрутилось 75 лет назад, рассказано со временем почти все. Точнее, о расстрелянных и посаженных фигурантах. Куда меньше известно об их детях, которые отправлялись в детдома. Одной из таких стала маленькая Людмила Вербицкая, в будущем многолетний ректор СПбГУ, сейчас его почетный президент.
«Ленинградское дело» началось в 1949 году, 75 лет назад. «Наша версия» не так давно писала о подробностях этого надуманного и бесчеловечного процесса в отношении победителей блокады. Но сейчас пойдет речь о детях расстрелянных, посаженных и репрессивных. Вкратце напомним, что уже в 1950-м скорый на расправу приговор был приведен в исполнение. Расстреляны (смертная казнь была возвращена в законодательство в 1950 году) в том числе Алексей Кузнецов (секретарь ЦК ВКП(б)), Петр Попков (первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б)), Николай Вознесенский (заместитель председателя Совета Министров СССР, выходец из ленинградских партийных кругов). Вот только вместе с ними оказались расстреляны еще несколько десятков человек из числа невских чиновников и чекистов, а осужденных оказалось не меньше полутора тысяч. Их дети, определенные барчонки своего времени, нужды не знавшие, разом оказались в детских домах, и крайне редко когда в родном Ленинграде, в основном в Сибири.
Мнение
Алиса Амосова, кандидат исторических наук, доцент института истории Санкт-Петербургского государственного университета:
— «Ленинградское дело» нельзя назвать локальным. Вопреки распространенному мнению, репрессии затронули не только послевоенный Ленинград. Его жертвами стали как высшие должностные лица страны (начальник Управления кадров ЦК ВКП(б) Кузнецов и председатель Госплана СССР Вознесенский), так и руководители многих региональных парторганизаций от Псковской и Новгородской до Крымской и Ярославской. Арестам и ссылкам подвергли их родственников, в том числе малолетних детей. В ходе «ленинградского дела» пострадали не только люди, но и память о блокаде и блокадном руководстве. Был ликвидирован Музей обороны Ленинграда.
Вербицкая
Начнем с блокадницы Людмилы Алексеевны Вербицкой, как самой известной из числа детей, чьи отцы пострадали от «ленинградского дела». Ныне она почетный президент СПбГУ, была ректором этого вуза с 1994 по 2008 годы. Регалий у нее очень много, но достаточно написать, что является полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством», почетным членом всех ведущих европейских университетов.
Ее отец Алексей Бубнов с 1943 года являлся секретарем ленинградского Горисполкома, мать домохозяйкой. Его арестовали в рамках «ленинградского дела» в 1949-м, и уже меньше чем через год Алексей Александрович был расстрелян. Реабилитирован в 1954 году. Мать отправили в тайшетский исправительно-трудовой лагерь, это под Иркутском. 13-летняя Людмила оказалась в детской трудовой колонии во Львове. Можно представить шок подростка, который из привычного хорошего быта с занятиями в музыкальной школе оказывается в таких условиях, среди бывших беспризорниц. Но Людмила не сломалась – с отличием окончила школу и поступила в Львовский университет (русское отделение филфака). После того как семья была полностью реабилитирована, перевелась в Ленинград в ЛГУ, который и стал ее местом работы на всю жизнь. Корреспондент «Нашей версии» как-то общался с Людмилой Алексеевной, но, как и большинство прошедших несправедливость в те времена, она отвечала скупо, явно не желая погружаться в воспоминания. Но отметила, что школа жизни была жестокая, закаляющая. И было очень жалко папу: «Он был заботливый, интеллигентный, баловал меня, маму. И вдруг на ровном месте оказался шпионом и всем, чем угодно. А в львовской спецшколе чего только не случалось, хватало и драк, но учителя хорошие, преданные делу, альтруисты, любили детей». Именно воспитатели смогли договориться, чтобы Люда посещала обычную школу г. Львова №21. Тогда она хотела стать врачом, но детей «врагов народа» на медицинский факультет не принимали. Оставался филфак, и слава богу – Вербицкую не зря теперь считают главным русистом планеты. Но она отмечала, что феню из трудлагеря не забыла – воспитанницы там общались преимущественно на ней.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
Две Ирины
Официальный представитель МИД России Мария Захарова заявила, что власти Германии отказываются признавать блокаду Ленинграда в годы Великой Отечественной войны геноцидом.
У автора в пригороде Петербурга Петергофе есть две соседки, две милые бабушки, две Ирины – одна Александровна, другая Алексеевна. Они так и называют друг друга – ИА. Их отцы также пострадали во время «ленинградского дела», были посажены. Сами маленькие Иры отправлены в детский дом в Стрельне. Рассказывают, что их травили – как воспитатели, так и воспитанники, мол, «контра», «а учителя говорили, что яблоко от яблони, ну и так далее». Постоянные слезы, даже заикание у одной на нервной почве. Девочки были из одного города, ранее не знакомые, но тут сдружились «как социально близкие», и на всю жизнь. Рассказывают, что тот страх, когда забирали отцов, не прошел до сих пор: «Этот страх буквально животный, порой трясет по ночам, кажется, что ничего еще не кончилось, вот-вот опять заберут в спецприемник. Скорей просыпаться надо в таких случаях – отпускает». Обе ИА говорят, что время в казенном доме отложило отпечаток на всю жизнь: «Ты еще ребенок, но смотришь в окно из детдома на улицу и понимаешь уже, что там воля, а тут нет, что ты проклят непонятно за что. А как скучали по родителям! Только ночью, во сне с ними можно было опять увидеться и поговорить. Родители были реабилитированы, но отцы в тюрьме не выжили. Даже как они умерли, мы не знаем. А ведь они победители блокады, участвовали в обороне Кронштадта и Ораниенбаума, здоровье положили за Ленинград. Но что сейчас говорить… А может, это, конечно, не важно, но запомнилось – нас, девочек, в детдоме стригли наголо, как каких-нибудь зеков, почему-то так унизительно становилось… Мы же девочки… Была ли в таких тягостях жизненная закалка? Да, «не верь, не бойся, не проси», из этой оперы. Но лучше бы обошлось без такого опыта. И так жаль наших отцов!».
Кстати
За отца дети еще как отвечали в то время. 15 августа 1937 года, в самый разгар «большого террора», за подписью Николая Ежова вышел оперативный приказ НКВД «Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родины». Супруги осужденных врагов народа подлежали заключению на срок не менее пяти-восьми лет, а их «социально опасные дети» — помещению в трудовые колонии для несовершеннолетних либо выдворению в детские дома (до 15 лет). Мера наказания избиралась в зависимости от возраста ребенка. Младенца могли отправить в лагерь вместе с арестованной матерью, если она не желала отдавать его в детдом, или на свободе не оставалось родственников, готовых его забрать.