Документальная книга Алексея Иванова «Речфлот» («Альпина нон-фикшн», 2024) утверждает: Россия — держава речная. Растекаясь по руслам и рукавам стругами, ладьями, дощаниками, барками первопроходцев, купцов и разбойников-ушкуйников, Русь превращалась в Россию. Подзаголовок книги — «История речного флота Российской империи и Советского Союза». Освоив родной Урал, Иванов, подобно тем же первопроходцам, движется речными путями дальше. В его книге — Петр и Екатерина, инженеры и капитаны, Днепр и Амур, Гражданская война на реках (тема «параллельной» книги Иванова — романа «Бронепароходы») и Великая Отечественная, крылатые суда и экранопланы инженера Алексеева… Перечислять можно бесконечно: речфлот участвовал во всех делах страны. Веский труд Иванова — повод задуматься о роли рек и вообще воды в нашей жизни.
Имя рек, или Жидкая матрица России
«В начале были реки, а уже потом — народы и государства», — так Иванов начинает книгу. «С незапамятных времен для людских сообществ реки служили границами расселения и главными дорогами; они поили, кормили и защищали, — пишет он дальше. — Почти все великие государства древности рождались на берегах великих рек…». Наше — не исключение: «…Древнерусское единство сплотилось вдоль речного торгового пути «из варяг в греки». Созданная реками Русь, пишет Иванов, «500 лет… растекалась по рекам на север, на юг и на восток, пока, наконец, не превратилась в Россию». Река стала государствообразующим фактором (как, к слову, и соболь, в погоне за которым наши предки достигли Тихого океана и даже Америки; быть бы соболю на гербе России).
Россия возникла и росла как страна сухопутная, речная. Люди селились по берегам рек, у их пересечений-«стрелок». Реки — подлинная кровеносная система страны — играли ключевую роль в русской жизни, были дорогами, границами, кормилицами, поилицами… Они служили и защищали. Не случайно 1812 год обогатил французский язык словом «Березина», что значит «крах».
Реки были стержнями территорий. Имя рек носят огромные края — от Поволжья до Приамурья и Уссурийского края, как поначалу называли Приморье. В России привыкли мыслить не городами, а речными бассейнами: «У нас на Дону…», «У нас на Каме…». В аэропорту Магадана вас встретит плакат «Добро пожаловать на Колыму!», хотя столица Колымского края, стоящая на берегу Охотского моря, в географическом смысле не имеет к Колыме отношения: река находится в сотнях километров от Магадана и течет в Северный Ледовитый. Та же история — с трассой «Колыма» от Магадана до Якутска, которая лишь раз пересекает Колыму и больше с ней никак не связана. Но так уж повелось, что дороги у нас часто носят имена рек. Если ехать на машине из Владивостока, сначала движешься по трассе «Уссури», потом — по трассе «Амур»… Россия, конечно, куда шире, чем «от Волги до Енисея», как поет Николай Расторгуев, — но обратите внимание на саму эту речную систему координат!
В Сибири, на Севере, Дальнем Востоке дорог мало. В этих краях выручают зимники, идущие по тайге, болотам, рекам… Это в больших благоустроенных городах зима кажется «неизбежным злом», — здесь только она и делает направления проезжими. В прошлом году по зимнику, проложенному по Нижней Тунгуске (шишковская «Угрюм-река»), я добирался в Туру — столицу Эвенкии, где расположен географический центр России. Реки здесь — не для баловства вроде купания, а для дел серьезных: связь редких поселений, промысел…
По рекам наречено бессчетное количество русских городов начиная с Москвы. Есть даже версия (не знаю, насколько научная), что «Россия», «речь», «русло», «русский», «река» — слова одного корня. Реки воспевались и одушевлялись: «Тихий Дон», «Угрюм-река», «Волга-матушка», «Амур-батюшка»… Река была сакральна — как Солнце, как Мать сыра-земля.
Река — символ необратимости времени, скоротечности жизни. И в то же время — вечного круговорота, постоянного возрождения, единства смерти и жизни. На речной цикл похожа жизнь человека: исток, вбирание в себя внешнего (мутных притоков и чистых ключей), взаимодействие с ландшафтом, набирание силы и — нет, не смерть, но растворение в большем, возвращение накопленных сил в общий источник.
Memento море, или Океан как предчувствие
Исторически русские — народ речной, Россия — страна сухопутная, прираставшая в основном континентом. С заморскими территориями — от Мальты до Аляски и Гавайев — у нее не складывалось. «Владычицей морей», как Англию, Россию не называли.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
Но реки стремятся к морю — своей нирване. Россия прирастала реками, но на них ее рост не остановился. Обь, Енисей, Лена указывали на север, Амур — на восток. Реки довели русского человека до трех океанов. Он вышел из речной колыбели, получив, как суда смешанного плавания, класс «река-море». Выход в Ледовитый и Тихий превратил речную, континентальную Россию в страну океанскую и глобальную. Ни Балтика, ни Черноморье не давали такого простора. Именно на востоке и севере Россия распахнулась на весь мир.
Если малек симы не скатится в океан — он не вырастет в полноценного лосося, на всю жизнь останется мелкой пеструшкой. Россия переросла себя, выйдя в океан, где границ нет — одни горизонты. Родиной у лосося, однако, навсегда остается река, куда он возвращается продолжить себя и умереть, — и в этом мы подобны лососю.
Как минимум с Петра русские стали оморячиваться всерьез. У нас есть бесспорные морские достижения, морские традиции, невторичная морская литература. Это наши Беллинсгаузен и Лазарев открыли Антарктиду. Это наш Вилькицкий совершил, быть может, последнее большое географическое открытие — обнаружил Северную Землю. Это мы проторили Севморпуть и создали единственный в мире ледокольный флот, это наши подлодки-«стратеги» встали на дежурство в Мировом океане, не довольствуясь тесными домашними морями и маркизовыми лужами, это наши флотилии добывали китов у берегов Антарктиды.
Но правда и в том, что Россия пока не осознала себя в качестве морской державы. Даже морепродукты консервативный русский человек толком еще не распробовал (старинное выражение «морские гады» говорит само за себя). Некоторые успехи, впрочем, налицо: если у Вайнеров в «Эре милосердия» Жеглов в 1945 году, даром что полуголодный, воротит нос от крабов, то каких-то тридцать лет спустя Женя Лукашин из «Иронии судьбы» уже считает их деликатесом. И все-таки в нас сильна инерция материкового сознания. Россия, по большому счету, остается страной рек и сухопутий. В морских портах проживает незначительное меньшинство наших соотечественников, к которому принадлежу и я как житель Владивостока. Нам еще предстоит осознать Россию как страну не только сухопутную, но и океанскую.
Почвенник Александр Солженицын писал моряку Виктору Конецкому: «Хотел бы отвратить Вас от морской темы… Я ощущаю Россию как страну сухопутную, даже не приморскую — только приречную и приозерную». Конецкий возражал: «России одинаково нужны… люди, ощущающие ее землей приозерной, и люди, ощущающие ее землей океанской. Почему-то всю нашу историю люди таких разных ощущений… рвали друг друга в клочья, каждый правдами и неправдами хотел перекрестить всех под свой лад».
Очень хочется, чтобы кто-то из лучших наших литераторов написал книгу с условным названием «Морфлот».
Гомо акватикус, или Вода, которая всегда с тобой
Река родит, дает жизнь — но река ее и отнимает. Река непредсказуема, она выходит из себя и не видит берегов. Сегодня мы видим буйство Урала и Тобола, великий потоп, накрывший Оренбургскую, Курганскую области… А вспомнить, как десяток лет назад вышел из берегов Амур, по-китайски — Хэйлунцзян, Река Черного Дракона. Дракон лишь шевельнул хвостом — и едва не поплыли по амурским волнам целые города.
Катастрофы такого размаха случаются не каждый год, но паводки постоянны, как смена сезонов. Вот и этой весной у нас в Приморье перемывает дороги, топит и отрезает целые районы. Испытание огнем (лесными пожарами) и водой проходит ежегодно. К сожалению, эти ЧП, как ни печально признавать такое, — норма…
Вода — это всегда спасение и гибель, надежда и угроза. Свыше 70% поверхности нашей планеты, почему-то названной Землей, покрыто водой. Человеку-неамфибии, примерно на столько же состоящему из воды, никуда от этого факта не деться. Мы обречены строить свой дом у подножия вулкана.
К воде надо приноровиться, понять ее, договориться с ней. Может быть, для этого сам человек должен перенять некоторые ее свойства, — научиться обтекать, проникать, растворять, приспосабливаться?